В женщину оптимизм встроен по умолчанию…
Безрадостную любовь чувствуешь издалека, еще на пороге. В доме с такой любовью из углов тянет сыростью, подушки набиты всхлипами, наполнены желчью, отравлены горечью. А случись в нем однажды что-нибудь честное и хорошее, так жильцы все равно не поверят, лишь удивятся да перекрестятся — «чур меня!».
Безрадостная любовь — это когда где угодно лучше, чем дома, с кем угодно легче, чем с тем, с кем спишь. Потому что пресные поцелуи, сухие объятия, укоры, уколы, ножи и вилки. Всегда сюрприз, что сработает детонатором на этот раз, в какую секунду: слово, взгляд, интонация или жест.
Никто не пользуется правом хранить молчание: в безрадостной любви клевать другого — за развлечение. Любовь как унижение и поражение, когда приходится участвовать в самой тяжелой гражданской войне — в своей семье. Дверь всегда захлопывается нарочито громко и показательно, и тот, кто за ней оказывается, на неопределенное время становится пропавшим без вести: неизвестно, вернется ли, когда все образуется и успокоится, не окажется ли последним номером в списке погибших на опознание — в спешке дописанным нервным неровным почерком, неразборчиво, синими мажущими чернилами, от руки.
Безрадостные женщины не ищут радости, не умеют ее создавать, не служат ее источником. С ними жить — как въехать в красивый, но мертвый дом: в таком, сколько ни топи, внутри всегда будет холоднее, чем на улице. И роскошный огромный камин окажется даже не электрическим — а искусно нарисованным красками на стене.
Безрадостные женщины радоваться боятся. У них любое событие — предвестник какого-то облома. Реальность через таких не течет, а спотыкается, как о камни: ни тебе спонтанности, ни чудес. Невероятно строгие к себе, они и от других ждут сурового подчинения: как вообще ты можешь смеяться, если жизнь — это игра на выживание, выбывание? Стоит только лишь чуть-чуть расслабиться — и все, трындец.
У таких некрасивые платья, скучные мысли, холодные пальцы. Мужчины рядом с такими тоже мрачные, вялые, впалые, с прогоревшей проводкой, сгнившими перекрытиями, без света, без цели. И это понятно: мы же поставляем энергию ближнему, если у того силы закончились. Просто энергетически нулевые партнеры по жизни — как бездонные ямы: сколько им себя не отдавай, заполненных краёв не увидишь, зато недовольства будет, как от сумасшедшего горшочка с кашей, — через край.
Безрадостным женщинам неуютно жить. Им словно все время не достаточно. Они повторяют себе, что могли бы и лучше, что в следующий раз надо выложиться сильнее, ведь у других результат заметнее, денег больше, работа поинтереснее. А ты — ты просто плохо старалась, и надо стараться лучше. Так что убери эту дурацкую улыбочку победителя — еще не время, не место. Этот праздник еще не на твоей улице — он за три квартала от тебя.
Знаете, чем страшны такие женщины? Они как Печаль из мультика – придают привкус тоски всему, к чему прикасаются. Сексу, проектам, макаронам, идеям и отношениям. И самое паршивое, что безрадостной женщиной достаточно быстро и легко стать. Скатиться в нее, как закатывается за диван с треском оторвавшаяся пуговица.
Каждый раз, когда вместо решения проблемы ты предпочитаешь просто поныть о ней — безрадостная женщина в тебе поднимает голову выше. Каждый раз, когда вместо радости за кого-то ты уходишь в зависть и болезненное сравнение, безрадостная женщина в тебе по-мужицки раздается в плечах. Каждый раз, когда ты говоришь или думаешь о себе или о чем-то из своей жизни с пренебрежением или злой досадой, безрадостная женщина в тебе получает власть. Получает всласть. И однажды из обыкновенной безрадостной женщины ты превращаешься в шальную бабу.
Довлатов писал: «Не деньги привлекают женщин. Не автомобили и не драгоценности. Не рестораны и дорогая одежда. Не могущество, богатство и элегантность. А то, что сделало человека могущественным, богатым и элегантным. Сила, которой наделены одни и полностью лишены другие». Вот так и мужчины с возрастом ищут в женщине не смазливое личико, а умение радоваться — создавать ее, умножать, растить, как ржаную закваску, выпекать потом из нее ароматный домашний хлеб. Быть такой, к которой хочется возвращаться с любой дороги — и не просто очень спешить, а почти лететь.
Не говорите мне, что «хорошо тебе говорить» — я верю, что в женщину оптимизм встроен по умолчанию, природно и исторически, именно он всегда позволял нам выживать, возрождаться и двигаться дальше там, где проще было сойти с ума или уйти в запой.
Автор: Ольга Примаченко
