Фаина Раневская, наверное, самая цитируемая актриса. Десятки ее ироничных и язвительных фраз стали афоризмами. Однако привязчивый комедийный образ изрядно попортил нервы самой актрисе. В реальной жизни она страдала от одиночества и от того, что не смогла состоятся как драматическая актриса…
Какой Фаина Георгиевна была в жизни, вспоминает актриса Елена Камбурова:
«Она всё время рисовала мужские рожицы, ужасно смешные. А ещё писала слова: «Смертное одиночество». Она уже очень мало играла, редко выходила на улицу. Особенно одиноко ей было летом, когда театр уезжал на гастроли. Для меня было особенно важно в летние месяцы её поддерживать. Фаина Георгиевна ходила в сиреневом своём халате, улыбалась, когда я приходила, но… Так грустно было на неё смотреть. У неё был проигрыватель, но все пластинки куда-то исчезли. И я ей приносила свои – французский шансон. Познакомила её с песнями Жака Бреля, которого сама очень любила. Рахманинова мы слушали.
Она была очень недовольна тем, что не сыграла, по сути, ни одной значительной роли в кинематографе, которую могла бы сыграть. Её старались брать в кино только как комедийную актрису. Хотя на самом деле по спектаклю «Дальше – тишина…» видно и понятно, какая она драматическая актриса. Но внешность, особенно в то время, очень важна была. Старались, чтобы если герой фильма – так красавчик, героиня – чтобы была как Любовь Орлова. Из-за своей нереализованности в кинематографе Фаина Георгиевна очень-очень переживала. Говорила: «Я всю жизнь проплавала в унитазе». Внешность Раневской как будто не позволяла ей быть героиней в кино.
Три последних её Новых года я встречала с ней вдвоём. И третий Новый год, я помню, она лежала на этой своей тахте, я ей читала, и она постепенно заснула. И так во сне она встретила свой последний Новый год.
Тахта – отдельная история. Вся в выбоинах, которые она закладывала подушечками, неудобная, ей не по росту. Но спала она только на ней, потому что… Был в жизни Раневской один важный человек – актриса Павла Леонтьевна Вульф. Её первый учитель, которая молодую Фаину приютила, благодаря Вульф Раневская состоялась как актриса. Павлу Леонтьевну Вульф она очень любила, и её тахта – это была память о Павле, поэтому она с ней не расставалась. Нина Станиславовна Сухоцкая, друг Раневской, которая ей помогала по хозяйству, порой насильно привозила ей другую тахту. Но Фаина Георгиевна дарила её очередной домработнице.
Когда не стало Фаины Георгиевны, мы пришли в её опустевшую небольшую квартиру. Гарнитур из карельской берёзы, стоявший в большой комнате, взял музей в Таганроге – потому что гарнитур был представительный. А в её спаленке стояли три главных в её жизни предмета: тахта, комод и журнальный столик, на котором обычно лежали томик стихов Пушкина и книги, которые я ей приносила почитать. Она их обычно подписывала: «Читала, Раневская. Спасибо». Поскольку эти вещи выглядели непрезентабельно, их туда, в Таганрог, в музей не взяли. И мы думали: что же с ними делать? Могут же вообще выбросить. Я подумала-подумала и взяла их.
Когда Раневская ушла, я словно осиротела. Если Окуджава для меня камертон в жизни, то Раневская преподала мне главный урок в искусстве: на сцене нужно быть абсолютно правдивым. Отсутствие фальши – это самое главное».
