Чувство вины может быть как непосредственно связано с ответственностью человека, который переживает чувство вины, так и являться чем-то, что не принадлежит текущему опыту. У Карен Хорни, я впервые встретила понятие “невротической” вины, как чувства, которое переживает человек, принимая на себя ответственность, которая явно ему не принадлежит и находится далеко за пределами его деятельности.
К невротической вине часто относят “вину выжившего” – состояние, когда участник или очевидец катастрофы, военных действий или стихийного бедствия ощущает себя виноватым за то, что он живет как будто вместо погибших. Если слепой случай был не достаточно слепым и “выбирал”, кого оставить в живых, то теперь, надо соответствовать каким-то критериям, всегда неясным и всегда завышенным. Специалисты стали изучать эти размышления своих пациентов и клиентов более пристально, когда стали встречаться с посттравматическим стрессовым расстройством. Но иногда “вина выжившего” ощущается при довольно мирных обстоятельствах, например, родственниками человека, умершего от так называемых естественных причин.
“Он умер, а я живу. Зачем? Он был лучше меня, достойнее меня. Почему я не ушел вместо него?” – такие мысли закрадываются очень многим скорбящим. Последнее прощание с любимым человеком часто бывает окрашено виной.
“Я сделал недостаточно, если бы я постарался, он бы еще жил”.
“Я иногда плохо думала про него, возможно, он догадывался об этих мыслях и это подтолкнуло его к смерти”
“Возможно, в более дорогой клинике их бы поставили на ноги, почему мы не нашли возможность взять еще один кредит?”
С этой виной встречаются почти все. И она является частью работы горя при переживании тяжкой утраты.
Но в постиндустриальном обществе, где тяжелая работа выполняется, в основном, сложными механизмами, а уровень комфорта среднего гражданина довольно высок, возникает еще один вид вины. Вина благополучного.
-“Моя мама растила в деревне пятерых детей, одна, без стиральной машины и одноразовых подгузников, а я рыдаю от беспомощности с одним младенцем – что я за мать?!”
-“Каждый раз, когда я попадаю на роскошное застолье, у меня портится настроение. Я вспоминаю рассказы моего деда о том как умирали от голода его дети один за другим, когда семью раскулачили. Кусок не идет в горло!”
-“Зачем я буду говорить о своих проблемах? Моя соседка лечит сына от онкологии, живет годами в больнице, черная вся уже. Когда я думаю о том, что моя самая большая проблема – страх перед начальником, мне хочется исчезнуть”
Почти каждый ответственный человек с развитым чувством совести обязательно вспомнит, как пробегали в голове похожие мысли. Является ли мать одного ребенка ответственной за мучения своей собственной матери в тяжелые времена? Никоим образом. Так сложились обстоятельства, что прошлое было нерадужным. Помогает ли молодой матери сравнение со своей мамой для того, чтобы быть более эффективной и сильной? Совершенно не помогает. Более того – истощает и деморализует. Однако в нашей культуре до сих пор лучшим поддерживающим средством считают моральный пинок. “Падающего – подтолкни”. Понимание того, что кому-то в прошлом было тяжелее, чем нам в настоящем, – это хорошее понимание. Но если его применять в непростой ситуации как “волшебный пендаль” обессиленного или расстроенного человека, это не приводит к хорошим последствиям.
Как же быть нравственным и ответственным людям, которые встречаются с какими-то тяжелыми для себя вызовами, в то время как внутренний, да и внешние голоса навязчиво советуют: “Соберись, тряпка, вон, твоя бабка после операции уже на третий день в огороде картошку копала, потому что жрать нечего было, а ты тут от банального гайморита третью неделю на больничном”?
Есть один способ, который иногда здорово облегчает дыхание:
Часто за “невротической” виной стоит благодарность, которую вовремя не удалось выразить или даже ощутить. А любое чувство, если его своевременно не обработать определенным образом, может переродиться во что-нибудь неузнаваемое. Отвергнутая любовь – в ненависть. Невыраженная благодарность – в вину.
Стоит отыскать, за что мы благодарны тем, с кем себя сравниваем, и многое станет на свои места. Вместо “Что я за мать?” можно лишний раз позвонить той, что растила пятерых и сказать ей “спасибо“. А если сказать лично невозможно, то можно рассказать о своей благодарости к матери своим детям. Не в назидание, а с уважением к тем, кто жил в непростые времена, но и без канонизации – все живые люди, у всех были проблемы, и мать пятерых детей, возможно, не встречалась с теми задачами, которые есть у матери единственного ребенка в современном мире.
Внук раскулаченного деда может быть благодарен, что дед смог сохранить в живых его отца. Благодарность – это приятное чувство. Переживая его, мы не сжимаемся, а становимся “больше” и “теплее”. Проверьте ощущения, когда будете думать о благодарности. Даже участников страшных историй можно благодарить за то, что они являют пример любви и мужества, человеческой язвимости и силы одновременно. И, по моему опыту, благодарность – чувство куда более социально полезное, чем вина.
Из невротической вины чаще рождается депрессия, которая ничего не дает внешнему миру или навязчивая гиперопека тех самых “обиженных” или “несчастных”, которая часто оказыавется неловкой, избыточной или неуместной. В отличие от вины, благодарность сохраняет и приумножает психическую энергию человека, помогает завязывать социальные контакты и создавать что-то полезное, в том числе и для тех, кто в настоящий момент и в обозримом пространстве испытывает сложности или страдания .
В случае реальной вины благодарности тоже есть место. Она возникает там, где человек принял свою ответственность, принес извинения, возместил ущерб и это было принято, а виновник инцидента – прощен. А там, где вина не имеет реальных оснований, благодарность может стать хорошим противоядием против самообвинения.
Автор — Светлана Панина
