Японский поэт Исикава Такубоку писал о скоротечности дней. Каждое его стихотворение «запечатало» в себе краткий миг, внезапное чувство. Тоска, острая боль одиночества, горечь расставания… Эти строки Такубоку диктовала сама жизнь, и она была с ним сурова…
Если у Льва Толстого в притче о внуке с деревянной миской, старик — изгой, то у Такубоку старость — это лист, который оторвался от дерева и летит в вечность, но не просто в бездну, а в лучшие миры.
Исикава прожил всего 26 лет, он умер от чахотки. Казалось бы, что он может знать о старости? А может, зная о своем неутешительном диагнозе, зная, что каждый день может быть последним и что прекрасные моменты жизни сочтены, он ощущал то же, что и 90-летний старик?
Японцы рукоплескали своему гению. И нам будет полезно почитать и сравнить его выводы с собственными ощущениями:
Жить торопился
Не знаю отчего,
Я так мечтал
На поезде поехать.
Вот — с поезда сошел,
И некуда идти.
Зачем мы все мечтали вырасти и стать взрослыми? Как хорошо нам было в детстве! Вот она, взрослая жизнь, а ничего волшебного в ней нет. Одни сплошные обязательства и много ответственности. И это — если повезет. Хуже всего — одиночество, когда в тебе вообще никто не нуждается.
Изучить себя
Я похвалой польщен?
Нет, гнев меня берет.
Как грустно
Знать себя
Уж слишком хорошо!
Знать себя и свои реакции — то же, что бесконечно смотреть фильм, концовка которой тебе известна. Скучно и предсказуемо. Правда, еще хуже — не знать ничего о себе под старость лет. Это душевная глухота и слепота.
Ничего не меняется
Жалкая, на серой бумаге
Газета родного края…
Разворачивая утром листы,
Я привычно нашел
Опечатки.
Какие в интернете порой разгораются баталии по поводу падения нравов, утери совести молодым поколением и деградации культуры. Каждый гневный комментарий — это желание указать на ошибки, которые нужно исправить. Желание достучаться до юных умов. У Такубоку лишь одна смиренность. Она — отражение того общества, которое ее производит.
Такие, как я
Было двое друзей у меня,
Во всем на меня похожих.
Умер один.
А другой
Вышел больным из тюрьмы.
Доказано: душа с возрастом не стареет. Если не смотреться в зеркало, то и не поймешь, сколько тебе лет и как сильно тебя согнула гнетом обстоятельств жизнь. А потом встречаешь ровесников или видишь их фотографии и недоумеваешь: а почему они такие старые?
О том, что творится внутри
Стоит мне только вздохнуть,
В груди моей
Раздается шум,
Осеннего вихря
Грустней.
***
Закрою глаза,
Но перед ними
Ничто не встает.
Мне грустно.
Я вновь открываю глаза.
Прочитала эти строчки и мурашки по коже. Поняла, что мне до состояния полного опустошения еще далеко: в голове роятся навязчивые мысли о квартирном вопросе, о детях, о мужчинах. А ведь наступит такой день, когда этих мыслей не будет. И чем я тогда буду жить?
Имитация активной жизни
Я вышел из дому
И, верно, с полчаса
Шел с видом
Делового человека,
Как будто я куда-нибудь спешу.
Люди в пожилом возрасте делятся на две категории: одни «договариваются» с цифрой в паспорте и живут так, как привыкли, не бояться услышать обращение «дедушка» или «бабушка». И те, кто резко начинает менять свой образ жизни в попытках отодвинуть наступление старости. Начинают активно заниматься спортом, чаще бывают в молодежных компаниях, придумывают себе важные дела, которыми нужно срочно заняться.
Психологи говорят, что если у человека есть цель — он будет жить хоть до 100 лет. А другие уверены, что все это — ерунда и у каждого из нас свой срок.
В последний раз
«Как хочется книг!
Купить бы новые книги!»
Я говорил жене.
То была не просьба,
А только мечта.
У Игоря Губермана есть строчки о том, что когда-то мы пойдем и купим ботинки, которые не успеем сносить. Страшно.
Душу на замок
Раскрыл всю душу в разговоре…
Но показалось мне,
Я что-то потерял,
И я от друга поспешил уйти.
Как жаль расставаться навсегда
Я в шутку
Мать на плечи посадил,
Но так была она легка,
Что я не мог без слез
И трех шагов пройти!
Все — тлен
Не удержать слезы, упавшей на щеку,
И не забыть мне человека,
Который показал, что все — лишь горсть песка!…
Нам не понять тех, кто уже у черты, остается только жить
Я в детстве спросил свою мать:
«Когда хоронить тебя станут,
Смогу ль я хоть раз, хоть на час
Надеть хорошее платье?»
Родная, простишь ли меня?
По материалам: Мадам Хельга
