Психологія

«Часики ще цокають» або чому наважуються народити після сорока

Чому бажання мати дитину в 40+ перетворюється в ідефікс?
Елліна Гофман
2.4к.

Чому все більше жінок після 40 наважуються народити? І не просто вирішуються, а стають одержимі цією мрією. У чому секрет нав'язливої ідеї пізнього материнства? Про це у своїй колонці на m24.ru розповідає журналіст і редактор Ганна Кудрявська-Паніна – мама трьох дітей, молодшому з яких всього кілька місяців, а найстаршому – 21 рік.

Когда-то я придумала себе предельный возраст для рождения третьего ребенка – сорок лет. Кажется, тогда мне было чуть больше тридцати, я уже развелась с первым мужем, но еще не встретила второго. Я придумала это точно не раньше, потому что в двадцать кажется, что столько вообще не живут и сорок лет – это не про детей вовсе, а про климакс, внуков и огород. А в 30+ начинаешь понимать, что сорок – это вообще-то завтра. Какой климакс? Какие внуки? Да и к земле, в смысле огорода, так и не потянуло. А детей еще очень даже хочется. Но до сорока. Потому что вот после, например, в пятьдесят, ну тогда уж точно – климакс – внуки – огород.

Когда в мои тридцать восемь мы с мужем стали планировать рождение ребенка, я – человек трезвомыслящий – планку подвинула. А что? Я хозяин своему слову. Слово дал, слово взял. Подвинула на два года. Почему на два? Если честно, уже не помню. Но, кажется, я решила, что в четыре года мы точно уложимся (а разве могут быть сомнения?!) да и просто посчитала, что при таком раскладе в год совершеннолетия моего ребенка мне исполнится шестьдесят. Ну-у-у, ок. Но за шестьдесят – это, простите, уже too much. Там-то уж точно к земле привыкать пора. В смысле огорода, конечно.

Коли мені виповнилося сорок два, а нічого не сталося, то одночасно початок рвати і планку, і шаблони. Ну чому сорок два? Чому не сорок п'ять?! Мій поїзд, звичайно, йде, але хіба немає шансу застрибнути на підніжку останнього вагона? Тому що дітей все ще хочеться. І дуже хочеться! І в топку всіх, хто скаже мені про клімакс, онуків і город.

Таких, как я, не десятки, не сотни и не тысячи. Я честно пыталась найти цифры, чтобы понять, скольким женщинам из сотни родивших больше сорока лет. Но в России нет медицинской статистики. Впрочем, уже давно понятно, что словосочетание “молодая мать” по отношению к сорокалетней женщине перестало быть оксюмороном. А само явление если не стало заурядным, то уж точно не шокирует.

Але чому в 40+ так хочеться дітей? Жінки, які, здавалося б, можуть вже пожити в своє задоволення (діти виросли, сили є, кошти теж, бажань хоч відбавляй): подорожувати, досягати кар'єрних вершин, господи, та просто робити все, що захочеться, готові проміняти все це на брудні пелюшки, недоспані ночі, стерті до крові соски та інші принади материнства. Причому не тільки ті, у кого немає дітей, але і ті, у кого є один або навіть двоє.

Сорокалетние менеджеры и бизнес-леди, офисные сотрудницы и руководители компаний, на работе решающие проблемы капитализации, глобализации, слияний, поглощений et cetera, в Сети превращаются в “овуляшек”, отслеживающих “опасные дни”, тратящих треть зарплаты на тесты на беременность и еще треть на анализы и обследования и ждущих “заразный” чих от уже забеременевших подруг или виртуальный памперс на удачу от счастливо родивших.

Так у чому ж справа? Чому бажання мати дитину в 40+ перетворюється в ідефікс? Навіщо продовжувати спроби, якщо не виходить, якщо вагітність наступає, але закінчується погано, чому від цього можна відмовитися?

“Моя жизнь никогда не была пустой, но такое огромное счастье может дать только ребенок”, – слова моей виртуальной приятельницы. Материнский инстинкт? Верно. Но, так или иначе, почти все наши поступки можно объяснить инстинктами и пирамидами потребностей. “Когда я родила старшего, – пишет еще одна приятельница по сети, – в следующую секунду мне открылось понимание, зачем я пришла в этот мир такая, какая я есть. Вот так пафосно в двадцать с небольшим лет на родильном столе мне открылся смысл жизни. И я очень жалею, что свои самые плодовитые годы потратила на суету”.

Вот еще одна причина: упущенное время. Те самые плодовитые годы поколения женщин 40+ выпали на 1990-е и были потрачены на выживание, добывание, доставание. Подруга моей юности, утонченная девочка с высшим музыкальным образованием, сейчас успешная и благополучная, вынуждена была тогда оставить на родителей полугодовалую дочь и уехать почти на год в северный город “калымить”, торгуя на рынке. Другая, чтобы растить двоих детей, по утрам мела дворы, днем шила на заказ, а ночью печатала чужие дипломы и курсовые на старенькой печатной машинке.

І це теж причина: відчуття того, що ти все ще не відбулася як мати, що ти вимушено недодала уваги, часу, любові старшим дітям. А хтось так і не народив цих старших, не склалося. І це кількість нерозтраченої ніжності змушує тебе намагатися встигнути заскочити на підніжку стрімко летить поїзда.

Сейчас ты взрослая и опытная, ты уже понимаешь, что сумеешь выстроить жизнь так, чтобы наслаждаться каждой минутой этого щенячьего счастья. А еще ты очень хочешь быть мамой в мире памперсов, удобных колясок, красивых детских тряпочек и “умных” игрушек. Когда росли мои, рожденные в 1990-е, сын и дочь, памперсы были малодоступной роскошью: их использовали на прогулку и редко на ночь, стиральные машинки-автоматы еще не вышли на наш рынок, а если и вышли, то стоили, как чугунный мост с позолотой. Я отлично помню огромные баки и запах кипящих пеленок и марлевых подгузников и тазики, полные стирки. Оба моих ребенка почти все вещи донашивали за кем-то. Ничего страшного, детям вообще все равно, было бы сухо и тепло. Но я помню, как тогда сказала себе: если у меня будет еще ребенок, у него все будет новое.

Да, во времена моей юности детей, рожденных после маминых тридцати, считали поздними, бабушками становились в районе сорока, а старородящими называли всех, кому больше двадцати пяти. Сейчас по сути такого понятия нет, а по факту им все же оперируют, но уже в отношении женщин 35+. То есть сорокалетние продолжают выбиваться из ряда вон. Но что делать, если сегодняшние сорок – это новые тридцать: и ВОЗ продлил нам молодость до сорока пяти, и сами мы чувствуем себя юными и готовыми на подвиги. Девяносто процентов моих знакомых-ровесниц к сорока уже не в первом браке. И это еще одна причина: женщина хочет ребенка от любимого мужчины, причем тут возраст?

Но возраст причем. Вот оно: “Это мой последний шанс, больше нет времени на раздумья и надежды, что можно отложить и подождать”. Все так. Поезд не просто летит, он в огне. И уже не “часики тикают”, а набатный колокол отсчитывает последние годы (месяцы?) нашей фертильности. Мелькающие сигнальные огни складываются в страшные слова “поздно” и “никогда”. А значит, поезд нужно догнать. И эти женщины, ставшие взрослыми в 1990-е, поверьте, сумеют это сделать. Потому что “я просто хочу, по-бабски, выносить дитя, родить его в муках и быть от этого счастливой, детей рожают для любви”.

Я успела на этот поезд. Моя младшая дочь родилась в мои сорок три. Я не чувствую, что это поздно, я самая обычная молодая мама грудного младенца, какой была и двадцать лет назад. Только теперь я умею не торопить жизнь, не ждать, “когда же ты вырастешь”, и ловить каждое мгновение моего мамского счастья, которые, увы, летят еще быстрее моего поезда. Но, кто знает, может, это была не последняя его остановка.

Фото — o-kroha.com
За матеріалами — m24.ru

аватар автора
Елліна Гофман Редактор
Народившись в Одесі, а тепер проживаючи в Тель-Авіві, я, Елліна Гофман, перенесла багатство культур і знань з одного куточка світу в інший. Моя пристрасть і глибоке розуміння психології міжособистісних відносин і астрології дозволяють досліджувати та розкривати тонкі нюанси людського досвіду крізь лінзу астрологічних символів.
Клубер