Іноді я з жахом думаю, як бути чоловіком.
За великим рахунком, про нього, про чоловіка ніхто не думає. Яке йому жити?
Про тюленя і морських котиків думають більше.
Все (не будем показывать пальцем) думают только о том, любит – нелюбит. Делает – не делает. Приедет – не приедет.
Изменит – не изменит. Женщина, зависимая от мужчины, похожа на пленника, которому вывернули руки и привязали локтевыми суставами к кому-то другому. К ее мужчине. Чуть он шевельнется, она шипит – “мне больно!” Когда он замирает, она дергает – ты чего замер? Ты жив? Ты ко мне ставишся?
Це я утрирую, як завжди. Але великим рахунком, вдивіться в дзеркало. По-справжньому думати про чоловіка може жінка, яка або від нього нічого вже не чекає, або яку він називає мамою.
Все більше моїх знайомих чоловіків скаржаться на самотність. Виглядають самотніми. Вибирають самотність. Іноді їм потрібно, щоб ми їх просто погладили і не задавали питань. На сором своєму, я можу погладити, але в більшості випадків не втримаюся від питань. Тому що турбуюся за себе. Відноситься він до мене. Більшість моїх знайомих жінок так чи інакше, не миттям так катанням, витягають з чоловіків ставлення. Хоч якесь.
Между тем, мужчина устает и закрывает глаза. Он больше не хочет видеть ни свой бизнес, ни свою женщину, ни свою глобальную ответственность за все. Если у него что-то не получается, он мудак. Он живет с ощущением “я мудак”, и у него нет волшебного слова “зато”. Это у нас все проще. У меня не все ладно на работе, но зато муж хороший. У меня ни мужа, ни работы, но зато ноги. И грудь. Ну да, я толстая, но зато Катька еще толще. У мужчин это “зато” почему-то не работает. Правила их честны, строги и просты. У тебя яйца большие, но зато нет карьеры? Ну ты и мудак. У тебя бентли, но зато нет любимой женщины? Ну ты и мудак. У тебя есть любимая женщина, но зато нет бентли? Ну ты и мудак!
Они вечно встроены в конкуренцию – раз, и в иерархию – два. Они вечно выясняют, кто из них щенок и кто главный на площадке. И иногда, приходя домой, они просто хотят лечь лицом вниз и закрыть глаза. В одиночестве. Потому что если не в одиночестве — то опять мудак. Слабак и тюфтя. Я бы никогда не смогла быть мужчиной. Я слабак и тюфтя, и часто реву под одеялом. И мне никто слова не скажет. Я сама себе слова не скажу. А у настоящих героев жесткое табу на жаление себя.
Я була молода, а мій чоловік будував бізнес. У 90-ті роки. Він приходив додому і лягав, закривши очі. А я хотіла, щоб він зі мною поговорив. І він говорив. Ледь живий від утоми.
Потом, уже в своей незамужней жизни, я хотела от любимых мужчин еще чего-то. Чтобы любил. Чтобы женился. Чтобы розы. Не делай мне больно. Не шевелись. Или нет. Шевелись – и делай мне хорошо. Что они при этом чувствуют? Чем дальше в лес, тем меньше я в этом понимаю. И когда у меня хватает фантазии представить, что им надо иногда чтобы их просто приняли и поняли, и молчали, и принесли чай, и все это – не сегодня и не завтра, а долго, долго, пока все не наладится — тогда мне кажется, что я все понимаю. Тогда исчезает пол, и остаются просто два взрослых человека, которые могут сделать друг для друга что-то хорошее. Поддерживающее. Дружеское. Любящее.
Я впервые в жизни об этом всерьез думаю. Мне кажется, они становятся все более одиноки и заброшены на фоне всех этих курсов для стерв и женской самостоятельности. И им нельзя никому об этом говорить, об этом своем нарастающем одиночестве. И из этого жалельного места, из этого беспокойства у меня больше никак не получается что-то от мужчины хотеть. Хотя с точки зрения успешных женщин я получаюсь полный мудак. Ведь у меня нет шубы, мужа и даже регулярной смски “спокойной ночи”. Поэтому не берите с меня пример, не надо.
